«Кровь, слезы и гнев в Хороге» Globalvoices написала о ситуации в Горном Бадахшане

Международная платформа Global Voices написала о ситуации в ГБАО со слов женщины-очевидца событий. Публикуем перевод текста на русском языке.

25 ноября 2021 года тысячи людей собрались на центральной площади Хорога, столицы Горно-Бадахшанской автономной области (ГБАО) на востоке Таджикистана, протестуя против гибели 29-летнего Гулбиддина Зиебекова от рук силовиков. сил в селе Тавдем на востоке Таджикистана. 26 ноября силовики открыли огонь по протестующим, в результате чего два человека погибли и 17 получили ранения . Регион, граничащий с Афганистаном, Китаем и Кыргызстаном, является домом для этнического меньшинства памирцев ., которые, в отличие от большинства таджиков, принадлежат к исмаилитской ветви шиитского ислама. Ниже приводится рассказ из первых рук о Нозе, памирской женщине. В нем Ноза описывает свое участие в протестах, которые в конечном итоге продлятся четыре дня и унесут еще две жизни в регионе, который десятилетиями был свидетелем насилия и угнетения.

Когда начались протесты, Ноза решила покинуть столицу Душанбе и отправиться на Памир. Она уехала, не подготовившись должным образом к поездке и не упаковав теплую одежду. Она лишь взглянула на своих детей, которые пытались помешать ей туда поехать, но все напрасно. Так Ноза направилась в Хорог, потеряв по дороге сумку и одежду. Она поделилась со мной своей историей после того, как через месяц вернулась в Душанбе.

История Нозы

Я добралась до Хорога поздно вечером, чтобы на следующее утро присоединиться к демонстрациям. По дороге я столкнулась с силовиками, которые оцепили площадь Сомони вдоль центральной улицы. На первый взгляд все они выглядели очень страшно в своих касках, бронежилетах и ​​с оружием, но вскоре я уловила растерянный взгляд молодого человека, который, наверное, и сам не понимал, зачем он там стоит. Мне стало жаль этого бедного солдата. Наверняка они были еще детьми и даже не задумывались, зачем им стоять и стрелять в безоружных людей.

Протесты проходили недалеко от моего дома. Было раннее утро, очень холодно, но народу уже было очень много. У некоторых из них были закопченные лица, так как они всю ночь жгли автомобильные покрышки. Я лично знала лишь некоторых из них, но вдруг почувствовал себя частью их, всех, объединенных горем по поводу убийств Гулбиддина, Тутишо и Гульназара , а также по тяжелораненым в госпитале.

Тела убитых лежали на трибуне. Это была последняя дань памяти молодым людям, погибшим от рук силовиков. Молодой человек в черной вязаной шапке сказал мне:

Это продолжается уже столько лет, что без суда и следствия молодых людей с большими возможностями расстреливают, сажают. Столько лет они держат людей в страхе, старики страдают от артериального давления, инфарктов. Ведь даже старожилы не могли поверить, что средь бела дня власти могут зверски убить раненого, которого волокут по земле с веревкой на шее.

Люди один за другим поднимались на трибуну, говорили и говорили, а их возмущению, казалось, не было конца. В каждом выступлении они призывали власти, не присутствовавшие на мероприятиях:

Где закон? Где справедливость?

Я вдруг почувствовала боль тех людей, разделила участь бесконечных лишений и лишений на Памире. Все они были истощены отсутствием возможностей, беднейшими социально-экономическими условиями, безработицей, но тем не менее сохраняли приподнятое настроение. Эти отчаянные, но смелые люди вставали на акции протеста и требовали от властей ответа за все беззаконие и неравенство, творимое силовиками при попустительстве властей на Памире.

Все они говорили о справедливости, все полны решимости стоять до конца и бороться за свои права, за соблюдение правопорядка. Молодой человек по имени Шариф отчаянно и не без гнева пытался убедить всех в том, что нельзя убивать людей без суда и следствия, что Таджикистан – светское, демократическое и правовое государство. Шариф не мог подумать, что это были просто пустые слова, произнесенные губернаторами, а если и подумал, то не смог принять и смириться с этим.

На протестах было много женщин. Все они стояли рядом со своими братьями, мужьями, отцами или сыновьями, так как знали, что никто не застрахован от подобного беззакония. Любого могли убить, кого угодно могли признать преступником силовики без всякого расследования и суда. У этих женщин были опухшие лица и покрасневшие от слез глаза. Я подумала: «Кого из правительства волнует, что люди стоят в такую ​​холодную погоду, все еще ожидая решения своих проблем?»

Вид на Хорог из Ботанического сада. Фото Kondephy через Wikimedia ( CC BY-SA 4.0 ).)

Все больше и больше людей приезжало из Рушана [запад ГБАО], Гунда, Ишкашима [юг ГБАО], чтобы поддержать матерей, чьи сыновья были убиты. Я стояла на митинге до позднего вечера, так как мужчины уговаривали меня вернуться домой. Было -8°С. Те, кто оставался там всю ночь, разжигали костры, чтобы согреться.

Хотя было еще темно, я уже направлялась на площадь в 5 часов утра следующего дня. В ту ночь я вообще не могла спать, так как силовики угрожали нападением на людей. Однако на площади все шло в том же темпе, и женщин стало приходить больше. Кто-то сказал, что губернатор выйдет поговорить с протестующими в тот же день. Молодых людей, которые были волонтерами во время протестов, попросили очистить площадь от камней, хотя она и так была чистой. Раньше людей сотни раз предупреждали, чтобы они не реагировали эмоционально, когда он выходил.

Как и все, я ждала, что губернатор извинится и обнимет матерей, потерявших сыновей, и утешит их. Однако губернатор и его люди вышли ухоженными, стоя на трибуне так вальяжно и надменно. Люди в толпе начали скандировать: «В отставку! В отставку!” Я тоже была действительно потрясена услышав нечто совершенно отличное от того, что мы все ожидали.

Я не помню точных слов Алишера Мирзонаботова, главы региона, но основной посыл был в том, что пока мы все здесь митинговали и перекрывали дороги, машины не могли проехать через город, из-за чего цены на продукты на рынке выросли. Он призвал всех нас разойтись по домам и расчистить дороги, чтобы могли проехать машины. Вскоре толпа стала возмущаться. Я видела как в его сторону летели камни, а совсем маленький мальчик, волонтер, плакал с трибуны, говорил, что площадь почистили, недоумевая, откуда они взяли камни.

Я думала, что губернаторы никак не способны общаться с народом. Я видела, как официальные лица в спешке покидали трибуну. Разъяренная толпа дважды ударила Мирзонаботова и еще одного чиновника. Затем перед Мирзонаботовым встала женщина из толпы. Она поставила его позади себя, остановила всех и сказала:

Мы пришли сюда не за этим.

Внезапно послышался громкий треск. Сначала я не могла понять, что происходит, так как просто смотрела на растерянное лицо мужчины рядом со мной, но потом поняла, что стреляют. Женщина крикнула:

Не бегите! Оставайтесь на месте!

Я видел, как чиновники бежали к зданию хукумата [правительства], где им было безопаснее. Затем меня повалило на землю. Я видела много людей, лежащих на земле, и думала, что никто не останется в живых. Стреляли со всех сторон, и я думала, что будет так грустно и больно, что я больше не увижу своих детей. Потом вдруг перестали стрелять.

Люди начали вставать и приходить в себя. Раненым, с повышенным давлением и больным сердцем, стали всячески помогать, пока не приехали машины скорой помощи. Как и все, я помогала людям, которым было тяжело представить себе стрельбу по безоружным людям. В голове крутилась одна и та же мысль: «Почему? Из-за чего? Почему стреляли? Почему чиновники так далеки от своего народа, что не могут понять его боли и страданий? Как я могу помочь людям? Кто поможет людям?»